Борис Юлегин - Нить Ариадны… Каникулы во Франции
Общие неудобства сближают людей. Поэтому очень скоро все тамбурные французы с неподдельным интересом увлеклись беседой с настоящими россиянами. Все-таки русские пассажиры поезда Париж — Тулуза, да еще в тамбуре, да с таким количеством багажа, да с гитарой, — это для Франции экзотика. Так неожиданно мы оказались в центре внимания местного населения, никогда до этого не видевших живых русских. Выручала наша местная Яна. Она не только понимала, что спрашивают, но и шутила, отвечая на вопросы любопытных. Все-таки, знание других языков, особенно той страны, в которую приехал, — великое дело.
Постепенно народ рассасывался, места освобождались, экстрим пошел на убыль. После остановки поезда в Бордо, для каждого уже нашлось сидячее место. Теперь можно было и по сторонам посмотреть, да с нашими электричками сравнить. Скажем сразу, сравнение не в нашу пользу.
Чего стоит даже только то, что в тамбуре каждого вагона оборудованы стеллажи для багажа и крупногабаритных грузов, например, велосипедов. Люди оставляют свои вещи и идут — кто на свое место, кто в поездной буфет. Удивительно, но вещи за все путешествие остаются на месте. Будто и не нужны они никому, кроме хозяев.
Каждое место вентилируется, велюровые сиденья, будто специально подогнаны под нас, настолько удобно сидеть. Нигде ничего не разрезано, не написано, не разбито и не выкручено. Это второй класс. А первый — и говорить нечего, потому что в первом мы и не были. Но и второго класса достаточно для общего представления.
По расписанию поезд прибывал в Тулузу в десять вечера. Но буквально через полчаса после Бордо пирамида наших чемоданов рассыпалась. Там действительно достаточно крутые повороты. Хоть из-за темноты и не видно извилистости пути, но виражи чувствуются. Как-то незаметно поезд остановился.
Подумалось, что пропускает скорый, как часто случается у нас по пути в Москву. Минут через пятнадцать после остановки начали что-то объявлять по радио. Мы вообще ничего не понимаем. Наша Яна внимательно вслушивается, но, видно, тоже не все улавливает.
В конце концов, часа через полтора, выяснилось, что наш поезд со всего разбега уткнулся в автомобиль, некстати застрявший на переезде. И проволок его перед собой метров пятьсот. В итоге оказалось, что поезд дальше не пойдет, ввиду неисправности, а новый состав уже вышел за нами из Тулузы.
Объявление не то что не вызвало никакой паники или недовольства, но даже не внесло никакого оживления в спокойную размеренность вагонной жизни. Люди продолжали заниматься своими делами: кто-то читал газету, кто-то тихо разговаривал с соседом. Все шло своим чередом.
Никакой суеты не наблюдалось и при пересадке в запасной поезд. Всем кому требовалось — помогли выйти из вагонов ребята из местного МЧС. И вещи перенесли, и в новые вагоны погрузили. А ведь вокруг уже ночь, туман, больше напоминающий мелкий дождь.
Запомнился не сам факт происшествия, а то, как люди к нему отнеслись.
Все будто бы знали, что их не бросят, что им обязательно помогут. Потому и не было никакой суеты. Чувствовалась абсолютная уверенность в своем государстве. И уважение друг к другу. И к самим себе.
В тот вечер мы впервые это заметили. Как оказалось, эта вера французов в свою власть — едва ли не самое яркое впечатление от Франции. Потом это впечатление еще больше закреплялось, а сегодня, на фоне наших возобновившихся взаимоотношений со своим государством, стало доминирующим.
Опоздали мы в Тулузу на четыре часа, но нас дождались. Зато назавтра Франция компенсировала это опоздание показом происшествия по всем программам телевидения. Оказывается, даже такие аварии у них случаются крайне редко. Так что в канун Рождества мы невольно оказались в самом центре событий бурлящей французской жизни.
Через две недели, на обратном пути, с восхищением рассматривали игрушечные городки и деревеньки, мимо которых тогда проскочили в темноте. После Бордо обнаружили, что до Парижа еще почти шестьсот километров, а по расписанию через три часа мы должны быть в столице. Думали, что опять опоздаем.
Нет, прибыли вовремя. С помощью километровых столбов и секундомера подсчитали, что пролетаем от четырех до пяти километров в минуту. До трехсот километров в час. Невероятно! Самолеты, кажется, взлетают на меньшей скорости.
Одна загадка железной дороги так и осталась неразгаданной: у рельсов нет стыков, мы специально изучали во время стоянки. Потому нет и стука. Движение плавное, как на воздушной подушке. Но все-таки, как же рельсы соединяются друг с другом? Не может же рельс быть длиной в семьсот километров? Хотя, кто ее, эту Францию, знает.
РУССКАЯ ФРАНЦИЯРусских во Франции гораздо больше, чем можно себе представить. Не только в Париже, но даже на далеком юге, почти на границе с Испанией. Причем это не только женщины, нашедшие здесь свою вторую половину, а вместе с этой половиной — и вторую родину. Здесь прочно обосновались и русские ребята. Не те, короткостриженые в кожанках. А обыкновенные инженеры и художники, водители и музыканты, сварщики и журналисты. Россияне любых профессий, и любого, даже пенсионного, возраста не чувствуют себя изгоями.
Нельзя сказать, чтобы новая родина рыдала от счастья и восторга, приютив наших соотечественников. Но не выгнала, и равнодушной не осталась. А приняла так, как могла и умела. С пониманием и посильной помощью.
Музыкант Слава. Сам из Таганрога. Закончил консерваторию. В совершенстве владеет всеми известными нам инструментами. Девять лет назад приехал во Францию. И остался. Сейчас легализовался, в ближайшее время получит гражданство. Арендует стометровую двухуровневую квартиру в городке Гайяк за четыреста евро. Но считает, что это дорого и собирается перебираться в деревню. Деревня от города ничем не отличается, но цены пониже. Так вот этот Слава выступает в русском шоу в музыкально-танцевальном ансамбле, состоящим, в основном, из бывших россиян и россиянок. Само собой, все — молодежь. Режим работы жесткий: постоянные изматывающие разъезды и регулярные четырехчасовые выступления. Но Слава доволен. Работа тяжелая, но и платят нормально. Хватает на все.
Именно он, Слава, балагур и весельчак, настоящий русский баянист-виртуоз, открыл нам глаза на источник благополучия Франции. Мы возвращались в свою деревню после экскурсии в чудесный городок Альби.
Слава вел свою машину. И разоткровенничался. Мол, боится съездить на родину. Хочется — сил нет, а вдруг обратно не выпустят? До сих пор боится России, не верит, что она за эти годы изменилась. А еще именно Слава сказал нам, что ни за что, ни при каких обстоятельствах, он не обманет французское государство. Что налоги будет отдавать тютелька в тютельку, как положено. Потому что на себе испытал трудные дни без крыши над головой и без «копейки» в кармане. Именно тогда он почувствовал подставленное ему плечо этого государства. И с квартирой помогло на первых порах, пусть и не хоромы, и пособие назначило, пока на ноги не встал. Невесть какое, но с голоду не умрешь. Такое и наш человек не забывает.
Сержант Володя. Ему двадцать пять. Он старший сын в русско-французской семье. Наверное, поэтому свободно говорит как по-русски, так и по-французски. Володя проходит службу в морском десанте. В тот день, когда мы собрались у них дома, он успел по долгу службы пробежать пятьдесят километров, хотя больше похож на культуриста. Но на равных участвовал в застолье. Ему хорошо платят, поэтому он собирается навсегда связать свою жизнь с французской армией. А что не связать? — по вечерам-то дома.
Если и случаются долгие командировки, то потом дают полноценный отпуск. Гордится тем, что ему на днях присвоят звание сержанта. Младшие детки по-русски говорят уже намного похуже. И это понятно.
Жена Володи, Татьяна, тоже русская. Свободно владеет тремя языками. Работает и учится. Кроме как во Франции, нигде себя не видит. Уже получает перспективные предложения по работе.
— Володя, а где ты служишь, если не секрет? В иностранном легионе, наверное?
— Нет, не в легионе, а в регулярной французской армии. Сержанта скоро обещают присвоить.
— А чем вообще они отличаются — легион и армия?
— Да сейчас почти ничем и не отличаются. В армии только французы, граждане, но все больше темнокожих.
— А кто ж тогда в иностранном легионе?
— А в легионе, в основном, русские и украинцы.
В городе Кастр, это как наш райцентр, скажем, Бежецк или Вышний Волочок, при местной мэрии организовано больше двухсот ассоциаций. В них народ объединяется по интересам. Картежники и склерозники, шахматисты и охотники, любители устриц и садовники — все находят своих единомышленников и друзей. Есть здесь и русская ассоциация. В нее входит почти триста человек. Не только русские, но и сочувствующие. Жены и мужья, просто знакомые, те, кому интересна Россия.
